Слух я потеряла, когда мне еще не исполнилось девяти лет. Хочу рассказать немного о том, как я общалась сразу после потери слуха. Я еще не понимала тогда, что не слышу совсем. В моем представлении оглохшему человеку должны были кричать на ухо (ведь за свои неполные девять лет я встречала только пожилых людей, у которых из-за старости был снижен слух), а со мной так никто не общался. Я думала, что все-таки слышу голоса людей, но слышу уже как-то по-другому. Людские голоса  я до сих пор «слышу», когда смотрю на губы говорящих, потому что я не забыла, как они звучат, и что самое интересное, глядя на губы разных людей, я «слышу», что голоса этих людей так же индивидуальны, как и сами люди. Как-то мне показалось, что я слышу птичий щебет за окном. По всей вероятности, это было в моем воображении, ведь на улице была весна, и я помнила, какие звуки бывают весной.

Я сейчас вспоминаю, сколько труда пришлось приложить маме, чтобы наверстать по учебникам со мной то, что я пропустила из-за болезни.
 
Однажды маму вызвала к себе завуч школы и сказала, что меня надо переводить в спецшколу. Маме было горько это слышать, но делать было нечего. Только я тогда ничего не знала. Помню, как однажды мы с мамой поехали куда-то. Помню, как мы вошли в какую-то комнату, точнее – класс, где столы были поставлены в круг. За столами сидели дети вместе с родителями. За один из столов сели и мы с мамой. Потом вдруг мама хватает меня за руку и тащит к двери. На нее все удивленно смотрят. Лишь через двенадцать лет как-то в разговоре маме проговорилась о том, что меня тогда водили на комиссию по отбору детей для спецшкол. Мама посмотрела на этой комиссии на детей, у которых было очевидное отставание в развитии, ужаснулась тому, куда я могу попасть, и дала себе слово, что сделает все возможное и невозможное, чтобы я училась с нормальными детьми.

От моих первых сурдопедагогов Галины Геннадиевны и Лии Юрьевны мама узнала, что в Москве в Сокольниках, есть очень хорошая школа для слабослышащих и позднооглохших детей. Но, чтобы меня взяли в эту школу, нам пришлось переехать в Московскую область, так как иногородних туда не принимали.

Как только устроились на новом месте, родители поехали со мной к директору школы. Помню, как я была поражена, сидя в коридоре перед канцелярией, когда впервые увидела людей, разговаривающих руками. Потом меня повели к директору. Он подозвал меня к себе и стал что-то говорить на ухо, но я ничего не слышала. Тогда он погладил меня по голове и сказал: «Что же мы с тобой будем делать, доченька?» (это я узнала от  мамы). Потом меня опять куда-то повезли, но кончилось все тем, что я все-таки была принята в эту школу-интернат №30 в Сокольниках.

Как-то раз моя классная руководительница Валентина Ивановна сказала маме, что я неплохо считываю с губ. Она даже подчеркнула, что в ее практике это первый случай, чтобы глухой человек понимал по губам не отдельное слово, а целую фразу. Но для улучшения моего произношения и для занятий с аппаратурой Валентина Ивановна посоветовала маме записать меня к школьному логопеду. Два года я ходила после уроков на занятия по чтению с губ к логопеду Валентине Алексеевне. А в 8-м классе моя новая классная руководительница посоветовала маме определить меня в экспериментальную группу по чтению с губ в НИИ дефектологии (Научно-исследовательский институт дефектологии ныне называется Институтом коррекционной педагогики Академии образования). Так я познакомилась сначала с Эльзой Васильевной М., потом уже с Людмилой Васильевной Д. И Раисой Алексеевной Б. Года два или три я посещала занятия в Институте сначала два раза в неделю, потом – один. Занятия  были индивидуальные и групповые, часть времени отводилась на работу с аппаратурой.

По окончанию школы я поступила в техническое швейное училище №44. В училище мне повезло – я попала в хорошую дружную группу. У нас была мастером производственного обучения замечательный человек Козлова Наталья Николаевна. В группе у нас всегда было весело, ко мне все относились доброжелательно. Вместе с Натальей Николаевной ходили в походы, на экскурсии, на воскресники по реставрации памятников культуры и искусства, проводившиеся в столице.

Однажды в день рождения девчата вместе с Натальей Николаевной подарили мне альбом со стихами и фотографиями нашей жизни в училище. Мне это альбом дорог настолько, что я до сих пор не уверена, заслужила ли я, чтобы мне делали такие подарки. Но большое девчатам спасибо за то, что на самой первой странице альбома, под моей фотографией они поместили стихотворение:

Спасибо девчатам за то стихотворение потому, что все, о чем написано в нем, я постоянно испытывала в душе (и испытываю сейчас), хоть никогда им об этом не говорила.

Хочу сказать несколько слов о своих родственниках. Почти все они после того, как я потеряла слух, относились ко мне с пониманием. Жалели? Конечно. Но сейчас хочу сказать о другом, о том, что родственники помогли мне не оказаться «за бортом» жизни, все они старались говорить так, чтобы я понимала. Если собирались сразу несколько человек, то обязательно меня посвящали в то, о чем между ними разговор. Я не помню случая, чтобы кто-то из них обидел меня неосторожным словом или движением; мы с ними говорили всегда на равных. И даже мужья сестер  относились ко мне как к любому другому человеку. Я сейчас с благодарностью думаю о том, что мои родные помогли мне поверить в свои силы, помогли мне стать такой, какая  я сейчас есть, т.е. общительной и не стесняющейся своего недостатка.

Теперь хочу рассказать о своем единственном старшем брате. Когда мы были маленькие, мы дрались и ссорились, как и все дети. Но потом, когда мы подросли, то стали большими друзьями. Мне порой бывает страшно при одной только мысли, что брата у меня могло и не быть. Он все время заботится обо мне, и я ему плачу тем же. Если бы не Сережа, я, может быть, никогда бы не проявила интереса к фотоделу и никогда бы не ездила в поход на байдарке. Благодаря Сереже я знакома со многими песнями, в том числе и с песнями бардов.

Как-то раз я ему сказала о том, что в песнях, с которыми он меня знакомит, поется о красивых человеческих чувствах, а в жизни-то часто бывает не так, как в песне. Он мне ответил: «Все это так, но каждый человек должен стремиться жить красиво. Для этого и существуют песни».

Если мама уже довольна тем, как я говорю, то Сережа продолжает поправлять мою речь. Он меня учит, когда надо говорить громче, когда – тише (в зависимости от окружающей обстановки); требует, чтобы когда я говорю восторженно, не торопилась (а то ничего не разберешь в моей речи). А самое главное – мы с ним хорошо понимаем друг друга. Мне приятно знать, что Сережа говорит своим знакомым: «Мы с сестренкой большие друзья».

Я по стечению обстоятельств за два последние года два раза меняла место работы и с гордостью могу  сказать, что если люди ко мне относились сначала с жалостью или с неверием в мои силы, то со временем все эти чувства сменялись уважением ко мне. Я хочу сказать большое человеческое спасибо многим людям, с которыми мне приходилось иметь контакты, за то, что они меня понимали. Пусть не сразу, но все-таки понимали, и не жалели, а уважали. Мне не раз говорили: «Какая же ты молодец!»
Спасибо вам, Люди!

Я не хочу, чтобы люди, читающие эти записки, думали, что пишет их какая-то необыкновенная девочка. Поймите, я – самая что ни на есть земная! То, чего удалось добиться мне с помощью сурдопедагогов и моих близких, должно стать самым обычным явлением, только тогда глухие смогут встать рядом со слышащими.
Что я могу сказать о себе в настоящее время? Прежде всего, то, что я счастливый человек.

Со времени, Когда Ольга О. Написала свои воспоминания, прошло еще 13 лет. Сегодня ей 35 лет. Оля оказалась очень способной мамой-педагогом. У нее растет замечательная дочка Сашенька – всеобщая любимица и главная мамина помощница в телефонных разговорах.

Использованная литература: Э.В. Миронова «Обучение внезапно оглохших восприятию устной речи».

Адреса сайта Института коррекционной педагогики: http://ise.iip.net/